Колдун. Из России с любовью. - Страница 7

— Не помню. А сюда кто-нибудь обращался? Городок, как я понимаю, маленький.

— Никто не обращался. Скорей всего никого у тебя здесь нет. Слушай, ты хочешь избежать психушки и бомжатника? — и, не давая мне вставить слово, снова выпалила. — Поживи пока у меня, хорошо?

У меня как гора с плеч. Наконец-то! Начало гениального плана летело к чертям, но оно и к лучшему.

— Обеими руками за! Сразу предупреждаю: я не сплю с малознакомыми девушками, пусть и симпатичными и трогавшими меня за разные члены.

Зиночка серьезно обиделась:

— За кого ты меня принимаешь?! Я исключительно из жалости, а ты! Езжай-ка ты лучше в дурдом!

— Постой! — Я остановил развернувшуюся девушку. — Извини дурака, я совсем не то имел ввиду. Просто… сама понимаешь, предложение уж больно неожиданное.

— Ладно, забыли. — Легко согласилась она. — Но чтоб больше таких намеков не было. Пойду, договорюсь, а ты посиди тут.

Можно подумать я куда-то убегу в больничной пижаме. Ха! Я же и виноват остался, будто сам напросился.

Ждать пришлось почти до ужина. Живот немилосердно урчал, я мечтал о целой тарелке невкусной больничной каши, на которую в лучшие времена даже не глянул бы, когда в палату заглянула Зина и позвала меня в коридор.

— Вот вещи, — сказала, показывая на обычную китайскую сумку с рынка, — переодевайся, я отвернусь.

В небольшом "тамбуре" никого не было. Проглотил с языка шутку о том, что она меня голым сто раз видела и быстро переоделся. Вещи были не новыми, но чистыми и добротными. На размер больше и выше по росту. Все лучше, чем малые. Джинсы подвернул, ремень затянул, рубаху заправил, кроссовки большие, но сойдет, и накинул ветровку. Болтается, как на вешалке, но я не на бал иду. Я в принципе готов был напялить даже свой последний эгнорский костюм, в котором спускался в самое логово чернокнижников, к их Главному алтарю; туда, где ежедневно, стабильно, как на лучшем конвейере господина Форда, совершалось несколько человеческих жертвоприношений. По часам, без суеты, размеренно. Тогда мы с командой замаскировались под местных магов Смерти, под некросов. Те сапоги, серые суконные штаны, аналогичные куртки с капюшоном в современных российских реалиях смотрелись бы весьма карнавально. Не говоря уже о поясах с кинжалами и саблями. Но мне было все равно, лишь выбраться из надоевшей больницы. Кстати…

— Хм… а где мои вещи? Я же одетый был. Или?..

— Или. Тебе что, не говорили? — звучавшее при этих словах удивление быстро сменилось пониманием. — Ну да, ты же только очнулся. Так вот, Егор, ты практически трупом был.

Я старательно изобразил недоверие.

— Я не вру, серьезно. Ты на дороге голый валялся. Слава богу, одному дачнику приспичило ночью домой возвращаться, он и подобрал. Не один, конечно, но это не важно. Вез, думал ты еще жив, а дежурный врач в приемнике обругал его чуть ли не матом: зачем, мол, трупы сюда тащить! Хорошо, что в ту ночь у нас в реанимации Сергей Александрович дежурил — серьезный мужик, въедливый до занудства. Он еле-еле у тебя дыхание определил и пульс редкий, нитевидный. А давление по нулям было. Потом анализам твоим поражался… Ну, ты готов?

— Так это… — я изощренно тупил. Рассказ меня заинтересовал, захотелось услышать продолжение. — Ну, диагноз. Или как там у вас…

— Да диагноз, диагноз! — нетерпеливо перебила меня Зина. — Никто не знает. Телесных повреждений не обнаружили, а кровь на токсикологию не брали. За неё, извини, платить надо, а ты по категории бомжей шел… идешь. Траванули тебя, однозначно, и хватит об этом! Организм у тебя крепкий, справился. Ну и мы, чем могли — помогли. Все! Крутанись. Жизнь свою вспоминай и тех уродов, которые дрянью тебя угостили тоже вспомнишь. — Последнее предложение пробормотала себе под нос, как любят поступать вечно занятые мамочки, комментирующие поведение собственного чада, занимаясь при этом совершенно другим делом.

— Нормально, — оценила Зиночка, придирчиво оглядев меня с ног до головы. — Это вещи брата, он крупнее тебя. Зайдем к заведующему и свободны.

Герман Эдуардович попугал всевозможными карами, мол, следит за каждым моим шагом, выдал выписку из истории болезни и направление к психиатру в поликлинику.

— Им полис не нужен. Зина, глаз с него не спускай. А ты, запомни — она моя племянница. — Сказал, эдак, очень весомо.

Я решительно кивнул. Понял. Осознал. Несу ответственность.

— Спасибо вам за все, Герман Эдуардович, — искренне поблагодарил я, выходя из кабинета.

Солнце спряталось за легким облачком, не плотнее гипюра, словно кокетка вуалью прикрылась: узнаю ли? Дунул свежий ветерок, поднял легкую летнюю пыль и толкнул на меня, будто приветствуя шутливо: заполучил? Где ты шляешься, бестолочь? Я вздохнул полной грудью и вдруг накатило. Знакомые с детства запахи асфальта, автомобильного выхлопа, камня, земли, бетона; шум транспорта, обилие кричащих звуков современного земного города свели меня с ума. Отвык я от этого. Голова закружилась, замелькали эгнорские и земные образы, вперемешку. Лиза, укоризненно качающая головой…

Боль от сильных пощечин привела меня в чувство. Щеки горели. Зинины удары были хлесткими, умелыми. То ли медицинский навык, то ли опыт личной жизни. Я стоял на больничном крыльце, спиной наваливаясь на закрытую дверь, спасшую меня от падения. Голова моталась из стороны в сторону. Взгляд, наконец, сфокусировался на женском лице, зашедшимся в крике. Постепенно уловил смысл:

— Очнись! Очнись же, Егор! Господи, неужели я рано тебя забрала?!

— Все нормально, Зина. Просто голова закружилась на свежем воздухе. — Откликнулся я, ловя её руку. — Залежался. Все, я в порядке, больше не бей.