"Вовремя я забрал дело, а то еще что-нибудь накопал бы", — думал Мережко, заполняя бумаги. Хром отличался умом, въедливостью, скрупулезностью, стремлением найти и, главное, наказать преступника. На судах выступал охотно, доказывая свое. За ревностную службу его ценили но, как говорится, всему свое время и место. "Нужные" дела у него просто забирали. Попсихует и плюнет — выше головы не прыгнешь. Склонностью к возмущенным рапортам, битьем головой о стену, он не отличался.
Признание есть, улики, в целом, подтверждают признание, нужная баллистика скоро будет, определят вменяемость обвиняемого и в суд. Дело закрыто.
Михаил Иванович облегченно откинулся на спинку стула с мягким толстым сиденьем. Геморрой не давал покоя, надо было сдаваться эскулапам. Боязно.
Три дня пролетели незаметно. В свободное от тренировок или просто прогулок по лесу время я сидел в интернете или пропадал в астрале. Зина раз в день забирала у меня ноутбук, общалась в соц сетях и возвращала обратно. Интерес к всемирной паутине я объяснял попыткой найти себя. По-моему, она этого боялась, но не препятствовала. Главное, что я дома, остальное потом. Ловя на себе её взгляды, я мрачнел. Права Фиона, девочка ждала. Без кокетства. Я же не желал её обнадеживать. Для неё это серьезно. Поэтому я и предпочитал лесное одиночество, регулярно проверяя округу "свободным сознанием", и на "сигналку" силу теперь не жалел. И все время, не переставая, думал о том, как решить проблему Славика. В последнее время стал склоняться к мысли, что, пожалуй, придется привлекать Сергея, чего очень не хотелось.
Похороны прошли с размахом, при большом стечении народа. Мэр и безутешный отец двинули речи, поп отпел. На могилах Толяна и Бандероса поставили громадные стелы — Ленин позавидует. Город судачил про убийцу. Большинство склонялось к мысли, что лучше ему из тюрьмы не выходить — отомстят. Неважно, в своем уме он был или с катушек съехал. А могут и в тюрьме достать, и там от братвы не спрячешься.
Эти слухи передавала мне Зина, да в инете я нарыл несколько Закутинских форумов, где личности, скрытые под крикливыми безличными никами, "резали правду — матку". В них писали те же сплетни, ругали городские власти и утверждали о смычке оной с преступностью. Фактов, разумеется, не приводили. В местной печатной прессе напечатали длинные некрологи, по телевидению и радио прошли повторные передачи о трагедии. Как-то так совпало, что в день похорон все городские увеселительные заведения закрылись на профилактику, на федеральных каналах произошел сбой, а местные передавали только грустную музыку. Такой вот неофициальный траур.
— Знаешь, как мы назвали твою кровать? — спросила Зина как-то за ужином.
— Кто мы и какую еще кровать? — В животе загулял неприятный холодок.
— Медсестры в реанимации, койку, на которой ты лежал. Заговоренная! — высказалась, не дождавшись моего заинтригованного "Как?".
Кишки потеплели, от сердца отлегло. Что-то мне любое упоминание "кровати" не те мысли внушает.
Сразу пояснила:
— На ней Верес лежит, и ты представляешь, он пришел в себя! Выздоравливает поразительными темпами, как и ты, и тоже память потерял! Представляешь?!
— Я поражен. Но представь себе, мне нет до него дела.
— Зря ты так, он вполне нормальным парнем оказался. Меня не помнит совершенно, у него последние несколько дней как отрезало. Разговаривает вежливо и даже не матерится, в отличие от соседей. Завтра его в хирургию переведут. Врачи говорят, что такой удачной операции и такого быстрого выздоровления после тяжелого огнестрела давно не видели.
— Значит, ему повезло, может за ум возьмется.
— Не знаю, — горько вздохнула Зина. — Дружки им уже интересуются и не отпустит его Седой.
— А вот это уже только от него зависит.
Зина несогласно покачала головой:
— Седой вопьется — не отстанет, и сына своего он любил, а в том деле много непонятного.
— Интересно, — я заинтересовался. — Слухи однозначные, Макрицкий всех завалил.
— Ха! — презрительно воскликнула Зина, с видом приобщенной с тайным знаниям. — Дело-то закрыли, но Сережка мне говорил, что там есть непонятки и Седому кто-то их слил. Он грешит на прокуратуру.
— А конкретней.
— Ага, щас! Дождешься от братца подробностей, держи карман шире!
На этом разговор увял. Уже за мытьем посуды, напомнила:
— Не забыл, нам в четверг к психотерапевту.
— Не нам, а мне. В этот раз один пойду, дорогу знаю. Хватит с меня психолога.
— Кстати, а что ты ей сказал тогда? Она злая была, когда я зашла, не то, что раньше: "Ваши отношения с Зинаидой Ивановной не складываются", — проворковала очень похоже. — Противно!
— Ничего особенного. Сказал, что нервные клетки не восстанавливаются.
Зина неожиданно закатилась. С трудом выдавила через смех:
— Это про себя или про неё?
— Про неё, а что? Да прекрати ты смеяться! А сама почему спокойная вышла?
Зина еле остановилась. Все еще продолжая прыскать, ответила:
— Она быстро успокоилась. Мы просто поболтали о своем, о девичьем, тебе знать не обязательно. Нормальная женщина, когда не выпендривается. Своих проблем у неё выше крыши.
Почему смеялась, я так и не понял.
В четверг, когда я собирался выдвинуться к психотерапевту, в дом буквально влетел Сергей.
— Задержись, надо кое в чем разобраться.
— Но я к врачу опаздываю!
— Подождет, это недолго. Скажешь, в милиции был. Или тебе официальную повестку прислать? Могу устроить.
Я обреченно вздохнул.