Колдун. Из России с любовью. - Страница 26

Иногда мне кажется, что женщины плачут не для кого-то, а исключительно для себя. От жалости к себе. Если не притворяются, конечно. Зина явно не играла.

Успокоилась с трудом, через долгие мучительные всхлипывания. Дальнейшего разговора не получилось. Зина переживала за свои слова и боялась за меня. Или меня? Скорее, все вместе. Фионе я запретил подсказывать. А она легко могла бы обрисовать мне, если не мысли, то эмоции — точно. Но неудобно перед девушкой. Как можно в голову человека, который тебе доверился, заглядывать? Стыдно. Но любопытно, черт побери!

Зина, уставшая после смены, проплакавшаяся, ушла спать. А я полез в астрал.

— Я могу показать тебе любого человека в реальном времени, только дай мне его четкий астральный образ, — говорила Фиона.

Я, выглядящий точь-в-точь как старик Гэндальф в фильме "Властелин колец", сидел в своем любимом "домике хоббита". Фиона напротив меня в образе классической бизнес-леди. Астралом можно крутить как угодно, воплощать там любые фантазии. Я предпочитал представляться Гендальфом и создавать уютную обстановку обиталища Фродо Беггинса.

— Славик, — четко произнес я, тем самым предоставляя нужный образ.

Передо мной возникла маленькая фигурка бывшего Зининого мужа. Помигала, зарябила, словно в поломанном телевизоре, и бесследно растаяла.

Фиона с сожалением покачала головой:

— Я сняла образ только с Зины. Когда ты встречался с другими, твой астрал… можно сказать, спал.

— А в прошлое? Наверняка в инфо — ноосфере хранятся отпечатки всех событий.

— Хранятся. В переработке людских сознаний, мыслей и эмоций и не всегда они верные. Даже более того — всегда субъективные. События выглядят так, как люди хотят их видеть или так, как увидеть опасаются.

— Да мы же так в Эгнор попали, а ты говоришь не верные! Я смотрел через инфо-сферу в далекое прошлое и нашел-таки прибытие на Землю "инопланетян", которые оказались древними эгнорцами.

— По всем моим расчетам этого не должно было случиться, вмешался неизвестный мне фактор. И я не говорила "не верные", я говорила "обработанные людским подсознанием". Две разные вещи.

— Знаю я этот фактор, давай о нем не будем. — Даже в астрале мне было неприятно думать о влиянии на мою судьбу "провидения".

— Как скажешь.

— Вернемся к Славику. Покажи вчерашний день, утро.

На меня навалилась злость, страх, боль в руке. К этому примешивалось похмелье. Я сидел в травмпункте и сквозь зубы матерился на медсестру, делающую мне перевязку. Майка присохла к ранам и, хоть и размоченная фурацилином, отдиралась с болью.

— Потерпите, больной, тряпка до конца теперь не отмокнет. Что же вы сразу не приехали? Ужас, укусы страшные. Владимир Павлович, я сняла повязку!

Я посмотрел на руку, и мне стало плохо. Голые кости, как у скелета, зловеще шевелились. Белые, отполированные годами могильного тления пальцы, фаланги которых крепились друг к другу без всяких связок, норовили вцепиться мне в глотку. Рука сама собой, независимо от моей воли, словно была совершенно чужою, тянулась к горлу. Страх пронзил с макушки до ногтей на ногах. Передо мной стоял ночной колдун. Он появился ниоткуда, будто всегда был здесь. Его длинные волосы шипели и шевелились. Точно! Это змеи. Каждая пасть разевает и с зубов яд капает. Я не могу пошевелиться. Колдун смотрит прямо в душу.

— Я могу заставить твою руку задушить тебя, — зловеще захохотал он. Кровь в жилах застыла. Мне стало очень холодно. — Но я не стану этого делать, помучайся. Любопытно посмотреть, как ты проживешь с такой рукой.

Моя рука, точнее, принадлежащая мне рука скелета, поднялась к моему же лицу и показала мне фигу.

К колдуну подошла ослепительно красивая Зинка, обняла и поцеловала взасос:

— Убей ты эту падаль, дорогой, — капризно надув губки, протянула она. — Я так хочу! — топнула ножкой.

Колдуна сменил доктор. Владимир Павлович, старый знакомый. Он не раз меня лечил после неудачных разборок. Он жил за мой счет. Да и остальная братва не скупилась.

— Вячеслав Игоревич, я вам сколько раз говорил осторожней надо быть с бойцовыми собаками.

"А то я не знаю, как с ними обращаться! Умник хренов. Лепи, лепила! — думалось с раздражением. — Тебе бы с колдуном повстречаться, сука".

Куда пропал сам виновник моего несчастья, только что стоявший на месте доктора, меня почему-то интересовало мало.

— Они привитые от бешенства?

— Разумеется, — бросил сквозь зубы. Как он меня раздражает!

Краем глаза заметил свою руку. Раны как раны — и не такие видел. Врач их обработал и позвал медсестру.

Спрятался колдунишка, сволочь. Где он может быть?

— Любаша, перевязку с гипертоническим. Придется, Вячеслав Игоревич, на уколы походить. Антибиотики надо проставить: раны грязные. Тем более, укушенные — значит, инфицированные по определению. Как бы заражение не пошло.

— А колеса нельзя попить? — мотаться каждый день на другой конец города не хотелось.

— Можно, только у них эффективность меньше. Не советую.

— Я попью, — выдавил я, сжимая зубы. Любаша что-то такое в ране задела. Еле сдержался, чтобы не сматериться.

— Хорошо, я выпишу рецепт. Любаша, после повязки поставь анатоксин.

— Сделаю, Владимир Павлович.

— Что это еще за антитиксин. — В голову вдруг закралось смутное подозрение. Что-то не нравится мне сегодня этот лепила.

— Противостолбнячная прививка, под лопатку. Это совсем не больно.

"Ага, рассказывай сказки! В военкомате ставили, два дня болело".

Медсестра занялась рукой, а я, едва только поднял голову, снова увидел Зинку. Вместо Любаши, которая пропала так же, как до этого колдунишка. Она со зловещей улыбкой медленно поднимала молоток, намереваясь опустить его на мою скелетную руку. Я опять не могу шевелиться, даже взгляд не могу отвести. Хрясь! Кости пальцев разлетелись вдребезги. Боль ужасная! Я завопил во все горло.